О СЕБЕ И МОЕЙ КОЛЫМЕ 6

Я налил и замер – в ожидании

Голову привычно запрокинуло

Мысли о желаньях, о Желании

Пью за то, чтоб Завтра нас не кинуло.

Автор

На Ольском лимане

В конце июня начинает идти горбуша и открывается лицензионный лов. Несколько лет я с товарищами ловил на Ольском лимане. При отливе вода из лимана уходит, и якорь для сетей (обычно – два мешка с галькой) можно на 30–40 метров от берега занести в болотных сапогах. Заходит рыба в лиман с подъемом воды, поэтому торопиться на рыбалку смысла нет, и приезжать надо часа за два до максимальной воды, если, конечно, нет других целей.

Но вот, якорь затащили, фалы растянули, и можно в ожидании воды «принять по маленькой» с непременным тостом «за подход лососёвых». Не стоит спешить заводить сеть, приливная вода, со страшной силой поступающая в лиман, очень быстро забивает ее морскими водорослями. И если поторопишься, то к подходу рыбы сеть будет забита травой, и рыба ее будет видеть и обходить. Поэтому заводить сеть надо минут за двадцать-тридцать до максимальной воды, даже если видишь, что некоторые рыбы уже проходят в сторону устья реки Олы.

На Ольском лимане неудачная рыбалка – крайняя редкость. Завели сеть, и ее сразу начинает колотить влетевшая рыба. Вынимать рыбу здесь надо с резиновой лодки, чтобы не тратить время на вытаскивание сети, так как рыбалка продолжается не более двух часов, и с падением уровня воды рыба перестает заходить в лиман.

Вся рыбалка, с подготовкой и уборкой снастей продолжается около пяти часов, и обычная наша норма – четыре мешка на четверых, около 80 штук горбуши, среди которой, в первые дни после открытия сезона, попадается в небольшом количестве нерка, подход которой на нерест к тому времени обычно заканчивается. Это более ценная рыба с ярко красным мясом и гораздо крупнее, чем горбуша.

Но к концу июля водоросли в лимане разрастаются настолько, что ловить становится невозможно, и приходится перебираться на другое место.

Небо в клетку

В прошедший день памяти жертв политических репрессий показали короткий репортаж из Магадана. Я вижу знакомые лица в длинной веренице людей, поднимающихся по лестнице на сопку к «Маске скорби», – среди них мэр города, – и голос корреспондента за кадром: «Все эти люди – бывшие заключенные, или дети заключенных».

Конечно, смешно! Но ведь по своей сути – это пошлость. Невольная или намеренная? Ладно бы репортаж показали в Магадане, но ведь эту непристойность центральное телевидение транслирует на весь мир!

Такое и видим мы в ежедневных передачах: проклятое прошлое, две страны, два народа, выставляемые напоказ идиотами.

Сторонний зритель мог понять из того репортажа, что бывшие охранники лагерей, вольнонаемные и их дети к памятной церемонии не допускаются.

Колымская трасса

Колымская трасса петляет по прижимам сопок, и встречные машины с трудом расходятся на неширокой грунтовой дороге. Когда температура ниже минус 500С, то впереди идущую машину можно увидеть только издалека, на ближайшем повороте. Но обогнать ее очень сложно, так как при сближении попадаешь в сплошную пелену тумана, образованную выхлопными газами, особо густую, когда идет тяжеловоз с прицепом. Иногда приходится тянуться за ним долгие километры. Но еще хуже летом, когда туман из выхлопных газов заменяет дорожная пыль. И так более 1100 километров.

Грунтовая дорога – не асфальт, и весной, с началом оттепели, и в теплое время – после дождей, ездить по ней не очень приятно. В такую пору от прииска Адыгалах до районного центра Сусуман (170 км) мы добирались на «уазике» часа четыре. И если в машине сидел главный энергетик прииска Константин Васильевич Вяльшин, то через какое-то время беспрерывной тряски он говорил: «Начальник! Давай остановимся, да вытащим яйца из жопы».

Малая родина

Поселок, где я провел первые годы детства, где было три завода и колхоз, где проживало около 10 тысяч человек, выглядит сегодня опустевшим. Каждый третий дом пустует! Я недавно побывал у единственной оставшейся там родственницы, и она мне поведала: «На нашей улице жилых домов – единицы, и если бы не приехавшие армяне, то нам старухам страшно было бы здесь жить». И это на средней Волге! В поселке, куда ведет асфальтовая дорога, через который проходит железная дорога на Волгоград и Астрахань, построенная еще при царе!

Два поселка, в которых я начинал свою жизнь на Колыме (Мальдяк и Адыгалах), перестали существовать, как и десятки других поселков с приисками, автобазами, заводами и аэропортами. Масштабы разрухи не связаны с последствиями мирового или внутреннего экономического кризиса: от первого нас защищал тогда «железный занавес», а внутреннего кризиса с подобными последствиями, в условиях мирного времени, просто быть не могло.

Все произошло за два-три года, и это была война против онемевшего народа.

Гуманитарная помощь

В октябре 1995 года я принимал участие в работе Российско-Американского золотого форума, проходившем в Вашингтоне, и американец, представитель канадской «Омолонской золоторудной компании» (богатейшее месторождение «Кубака» в Магаданской области), говорил, что у них работают русские кандидаты и доктора наук, получающие 500 долларов в месяц.

Когда я работал в Северовостокзолото, я просил сотрудников департамента промышленности администрации области дать мне показатели работы «Омолонской компании», и я бы показал, что эффективность работы канадской компании ниже, чем у рудника им. Матросова. Ниже для региона, для страны! Ведь только в оловянные головы можно вложить, что показатели эффективности работы имеют одинаковое значение для иностранной компании на территории России, и для самой России. Конечно, не дали. Но чиновники и не имели данных для нормального анализа. Законы России сделаны так, что даже прокуратура не может иногда докопаться до истины.

Выкачали сто тонн золота за шесть лет, и осваивают сегодня другой такой же депрессивный регион.

Славянский Базар

Я думаю, что после 1991 года многие из наших «братских республик» подлохматились за счет России. Например, Белоруссия изъяла у объединения «Северовостокзолото» 106 построенных квартир только в Витебске (не выдала ордера нашим работникам), не смотря на то, что белорусам передавалась каждая четвертая из построенных нами квартир в Витебске и в Городке. Мало ей оказалось и то, что Северовостокзолото финансировало строительство «Славянского базара», а также передало на развитие здравоохранения республики 5 млн. руб. (в ценах 1988–1989 гг.) и финансировало выполнение технических условий на строительстве жилья.

Не помогли наши обращения в Витебский обком партии, республиканский Комитет народного контроля и лично к президенту Белоруссии. Не получили мы ответа и на обращение к Черномырдину, а наши неофициальные посредники, к которым мы вынуждены были обратиться, сказали, что белорусы наше не вернут, даже если мы выиграем дело в суде, и по-другому решить вопрос нельзя: команда с самого верха – не отдавать.

Потому я никогда не смотрю трансляцию из «Славянского базара». У него нечестная, плохая, запачканная и не соседская биография.

В Неваде

Во время деловой стажировки в США в 1998 году мы находились в штате Невада, кажется, в городке Элко. На выходные мы с товарищами и американец-переводчик, взяв напрокат автомашину, отправились километров за сто пятьдесят в горный парк-музей под открытым небом. Был апрель месяц, погода стояла довольно теплая, но когда мы свернули с основной трассы, на обочине стал появляться снег, а через несколько километров снег лежал уже повсюду. Мы обратили внимание, что на дороге не было свежих следов транспорта. От основной трассы мы отъехали километров пятнадцать – двадцать, местность была холмистая и машина в гору шла с трудом и, наконец, на очередном подъеме совсем стала. Поняв, что до цели мы уже не доберемся, мы попытались развернуть машину в обратную сторону, но на узкой заснеженной дороге этого нам не удавалось. Было прохладно, а одеты мы были по-весеннему, без курток и теплой обуви.

Через некоторое время мы услышали шум двигателей и на дороге появились три снегохода. Американцы удивились, увидев нас, обозвали «сумасшедшими русскими», сказали нам, что в это время года здесь машины не ходят, – свои машины они оставили на повороте, – помогли нам развернуть наше авто и уехали, а мы двинулись в обратный путь.

Один подъем мы кое-как одолели, толкая машину, а на втором стали глухо: была уже вторая половина дня, на открытом воздухе было прохладно, а включать двигатель и греться в машине было не разумно. Переводчик, чувствуя ответственность, как представитель организатора, рванул к основной трассе, а мы, обломав вокруг скудный кустарник, развели костер и начали сушить обувь. Я поставил в сугроб на обочине видеокамеру и всю эту сцену долго записывал.

Часа через три из-за бугра появился внедорожник «форд» с кузовом, где суетились две лайки, с егерем за рулем и нашим переводчиком. Переводчик сказал, что ему крупно повезло: трасса та довольно безлюдная, одна машина на его сигнал не остановилась, а следующей – оказался внедорожник егеря. Егерь взял нашу машину на буксир, но «форд», к нашему удивлению, не смог ее даже сорвать с места. Егерь достал из кузова цепи, мы пытались ему помочь, но к еще большему нашему удивлению, он категорически отказался от нашей помощи и мы наблюдали, как наш спаситель, в светлой отглаженной форме, ползая по снегу на коленях, устанавливал оснастку.

Только переобутый «форд» рывками сорвал нашу машину с места и вытащил ее на бесснежный участок. Мы поблагодарили егеря за помощь, сфотографировались с ним на память, и разъехались.

Я не сомневаюсь, что в России в такой ситуации – всегда помогут, но удивило не только то, что помощником явился государственный служащий, но и само его поведение.

В Аннаполисе

В 2001 г. при посещении Аннаполиса – столицы штата Мэриленд, мы имели возможность познакомиться с работой законодательного органа штата – Генеральной ассамблеей (Сенат и Палата представителей).

Население штата около пяти миллионов человек, а в столице проживает всего 30 тысяч, что для США – обычное явление. Было интересно услышать, что депутаты (кроме спикера) не работают на постоянной основе, каждый где-то служит или занимается бизнесом, а в установленное время собираются на сессию один раз в год сроком на 90 дней. Многолетняя практика работы ассамблеи показала, что на сессию выносится около 3000 законопроектов, из которых около 1000 по итогам работы сената становятся законами. Такой режим работы говорит о высокой организации работы депутатов и аппарата законодательного собрания штата, годовой бюджет которого составлял в текущем году 21 млрд. долларов.

В день нашего приезда в Аннаполис состоялось открытие очередной сессии собрания, и нас пригласили на его заседание, предоставив места на гостевом балконе. Мы были удивлены, когда председательствующий в своем вступительном слове назвал фамилию каждого из нас. Возможно, такая процедура предусмотрена протоколом ассамблеи, но я не встречал у нас подобной практики. Тогда я не обратил внимания на количество депутатов, но вспоминаю, что было их не более 30–35 человек.

Парламент штата занимает несколько компактно расположенных небольших, но очень красивых и старинных зданий, которые я бы назвал особняками, а центральное здание – небольшим дворцом. Здесь же стоял и дом спикера парламента. Городок был маленький, малоэтажный и территория сената была окраиной, где было тихо и уютно, как и во всем городке.

А у нас сейчас предлагают, после сокращения числа региональных депутатов, сделать их всех работающими на постоянной основе. Когда я подумал, что у нас есть субъекты федерации с численностью населения 100–200 тысяч, и даже меньше, то вспомнил Мэриленд.

Дом на курьих ножках

Во время стажировки мы три недели жили в столице штата Колорадо – Денвере и, проезжая каждое утро на автобусе по одному и тому же маршруту я наблюдал, как строили дом типа таун-хауса в двух или трех уровнях. Вызывало удивление, что вся конструкция дома состояла из брусочков и реечек и, казалось, что эта «городушка» может в любой момент сложиться под весом работающих строителей.

Но потом всю эту несерьезность обшили листами ДВП, ДСП или фанеры, накрыли кровлей, снаружи отделали декоративными материалами и уже через несколько дней дом внешне был готов к приему жильцов. Дешево и сердито!

После увиденного нормально воспринимаются сцены в американских боевиках, где герои после удара противника летят, пробивая стены, из одной квартиры в другую, а при торнадо дома американцев разваливаются как карточные домики.

Там же я не раз просматривал специализированный канал по продаже домов. Возможно, это был региональный канал, но абсолютное большинство домов имело стоимость от 80 до 120 тысяч долларов, или цена рядовой двухкомнатной квартиры в областном центре России.

Вполне возможно, я в некоторых из тех домов отказался бы жить, но ведь они были домами в Америке!

Ни догнать, ни перегнать

На одном из золотодобывающих предприятий в штате Невада побывал на обогатительной фабрике, где здание, как таковое, отсутствовало, и многотонное оборудование (дробилки, мельницы, сепараторы, отсадочные машины и проч.) было открыто всем ветрам, и располагалось под крышей, опирающейся на многочисленные металлические колонны.

Этим я хочу сказать, как климат влияет на издержки производства, создавая серьезные преимущества перед конкурентами.

В Чили

Сегодня многие горняки лично знакомы с технологией ведения горных работ в других странах, а 25–30 лет тому назад нам рассказывали о высоком экологическом уровне таких работ за рубежом и, особенно, о восстановление нарушенных земель. Со временем мы стали воспринимать демонстрацию природоохранных объектов как рекламу для общественности, и не раз убеждались в обоснованности такого подхода.

В США, например, после окончания эксплуатации угольного месторождения поверхность должна быть приведена в первоначальное состояние. По условиям отработки месторождений других полезных ископаемых нет четких правил. Карьеры просто затапливаются после отключения водоотлива, а общие требования к отвалам – ограждение, выравнивание склонов в соотношении 3:1, покрытие их растительным слоем.

В середине 90-х годов в Чили при подъезде к крупнейшему в мире медному руднику «Чукикамата» я наблюдал огромные по-марсиански оранжевые отвалы пород, тянувшиеся вдоль дороги на несколько километров, а руководитель службы охраны труда предприятия, сопровождавший нас, отвечая на один из наших вопросов, расстегнул комбинезон, и мы увидели свежий операционный рубец, рассекавший всю грудь сверху донизу. Это было следствием его работы на руднике.

В Африке

В небе Африки. В 1994 году я с двумя коллегами вылетел в Намибию, чтобы провести заверку небольшого россыпного месторождения алмазов. Из Иоханесбурга (ЮАР) в Намибию мы летели на небольшом пятиместном самолете, и пунктом нашего назначения был маленький вахтовый поселок с грунтовой взлетной полосой на самой границе двух стран. Подлетая к границе, пилот вышел на связь с приграничным аэропортом. На летном поле мы не увидели ни одного самолета, а в здании аэропорта – ни одного пассажира. Это был довольно большой, современный аэропорт из стекла и бетона, с длинной и идеальной взлетной полосой, заправочными и пожарными машинами. За стойкой стояли сотрудники таможни и пограничники.

Через некоторое время мы взлетели, а аэродромный персонал ушел по домам. Как сказал нам местный знакомый, это один из военных аэродромов, которые были построены во время войны ЮАР с Анголой. И сейчас они хотя и бездействуют, но поддерживаются в рабочем состоянии.

Пустыня Калахари. Вахтовый поселок располагался прямо на берегу реки Оранжевая, которая разделяет ЮАР и Намибию, и состоял из нескольких двухместных кемпингов, офиса, расположенного в таком же кемпинге, слесарной мастерской, кухни и санитарно-бытового блока, строительство которого подходило к концу. Небольшая территория была огорожена аккуратным высоким забором из проволоки, а сверху почти полностью перекрыта специальной пористой тканью, снижающей поступление ультрафиолетовых лучей.

Это была пустыня Калахари и, хотя был последний месяц зимы, к 11 часам температура поднималась уже до + 350С.

За территорией нашего лагеря стояло два «вигвама», где жили человек восемь рабочих из коренного населения, и тут же проходила граница месторождения.

Два колесных автопогрузчика, бульдозер и промывочная установка были уже отправлены на трейлерах из ЮАР и мы их ожидали со дня на день.

По прибытию нас предупредили, чтобы мы пили чаще воду, а то могут быть проблемы с почками.

Работали мы вначале до 11 часов, потом отсиживались или отлеживались в лагере и снова выходили ближе к вечеру. Каждый день купались в реке. Река была неширокой, метров 70–80, вода в ней была приятно прохладная, а потому, как нам сказали, крокодилы в ней не водились. С учетом нашего режима работы проблем с жарой не было, но организм одного из наших ребят никак не хотел «пысать». Наш партнер сказал, что это плохо для здоровья и надо себя настраивать. Капризному организму предстояло провести в пустыне три месяца, потому я стал нашего товарища «настраивать».

Откровенно говоря, Я не помню своих действий, но где-то через неделю Миша оросил пустыню.

Теперь, когда мы встречаемся в компании, он непременно вспомнит, что я его в Африке ссать научил.

Организация труда. На следующий день после прибытия мы вышли выставить контуры месторождения. Когда определялась очередная точка наш местный коллега, подзывал рабочего-негра и говорил: «Возьми камни, выложи из них на этом месте вот такую кучку, потом возьми ведро с краской и покрась камни. После того как это сделаешь, подойдешь ко мне и доложишь». И так он повторял всегда, когда надо было выставить очередную точку. На мой вопрос: зачем он это делает, мне ответили, что если постоянно не инструктировать, то или работу не так сделают, или, если не скажешь «доложить», после выполнения задания рабочий сядет там, где закончил работу, и будет сидеть.

Конечно, для таких работ привлекали людей, не имеющих никаких навыков. В офисе я видел их документы о приеме на работу: на всех бланках стояли отпечатки пальцев.

Экология она и в Африке экология. Когда мы появились на полевом участке, местные рабочие работали на строительстве очистного устройства (септика), расположенного за оградой территории лагеря, представляющего собой забетонированную яму объемом около 50 кубометров. И эту яму рабочие заполняли небольшими валунами с берега реки. Растянувшись цепочкой, медленно передвигая ноги, каждый нес в ладони на плече небольшой камень весом не более 2 килограмм. Сбросив его в яму, работники таким же шагом двигались к реке. Эта карусель вызывала чувство тревоги и жалости.

Другое чувство было вызвано самим строительством очистного сооружения в Африке для обслуживания десяти человек, в местечке, где до ближайшего населенного пункта около 60 километров. Я почти всю жизнь добывал золото. И если бы я в то время приехал в полевой поселок старателей и увидел, что они в колымской тайге строят бытовые очистные сооружения, я бы подумал, что у них не все в порядке с головой.

Коллективный завтрак из одного яйца. Как-то утром наш африканский коллега показал нам страусиное яйцо и сказал, что его объем соответствует 24 куриным яйцам и из него будет приготовлен нам завтрак.

Если бы мне до завтрака не показали яйцо, то во время еды я бы не увидел и не почувствовал ничего необычного: у каждого на тарелке лежала обыкновенная глазунья из нескольких яиц с яркими желтками куриного размера, с четкой границей между желтком и белком.

Жизнь – копейка. В Намибии я с интересом слушал рассказы старого эмигранта из СССР, а в то время гражданина ЮАР – М. Ш. Приведу несколько его рассказов.

Он говорил, что по их законам, если незнакомец вошел в калитку дома, то хозяин должен сначала спросить вошедшего, попросить его покинуть территорию, а потом может стрелять. Но если кто-то прыгнул через забор, то хозяин может стрелять, когда ноги прыгуна еще не коснулись земли, а вызванная хозяином полиция составит протокол и заберет труп.

Второй эпизод о комендантском часе, когда черному и цветному человеку находиться на улице можно было только при наличии специального документа. Если в поздний час полицейский патруль замечал на улице человека, то из кабины машины открывался вольер, расположенный в багажнике, и обученная овчарка приводила прохожего к полицейскому автомобилю. Если у того не было пропуска, то он в течение 24 часов высылался в район проживания его племени, что означало для нарушителя резкое снижение уровня жизни.

Следующий рассказ М. Ш. связан с его службой в армии во время войны ЮАР с Анголой. Он в то время был командиром танкового подразделения, и с какого-то момента во время боевых операций, при наезде танков на противотанковые мины погибал механик-водитель, чего раньше не бывало. Юаровцев происходящее удивило, так как они по опыту знали, что подобное маловероятно.

Чтобы выяснить причину, они провели несколько испытаний. Сажали в танк на место механика-водителя негра, натаскивали машину на установленную мину: происходил взрыв, вытаскивали из люка негра, у которого из носа и ушей шла кровь, но смертельных случаев не было.

Только когда в плен попал советский инструктор, выяснили причину: русские придумали при установке мин класть одну мину на другую.

М. Ш. всегда имел при себе пистолет и даже ночью клал его рядом с подушкой, что я наблюдал, когда мы проживали с ним в полевом лагере в одном кемпинге, причем, пистолет необычный, серебристо-серый, почти белый с магазином как автоматный рожок, наполовину торчащим из пистолета.